Жили Высоцкие в Эберсвальде, небольшом городке километрах в сорока к северо-востоку от Берлина. Условия роскошные - занимали целый этаж дома, у Володи отдельная комната. Общался, с кем хотел, в том числе и с немецкими детьми. Катался на велосипеде, да с выкрутасами - спиной к движению, с трюками. Перед отъездом из Эберсвальда на родину Володя отдал велосипед Гансу, своему немецкому дружку. "Мы ж собирались взять велосипед с собой", - напомнил сыну Семен Владимирович. Володя объяснил: "Ты у меня живой, а у него нет папы..."


Вот что интересно: о чем разговаривали на вечеринках в доме у Высоцких в Эберсвальде? Ведь там собирались люди, доверяющие друг другу, в том числе и дядя Володи - Александр Владимирович, которого он очень уважал, прислушивался к его мнению, гордился им. Позже Лидия Сарнова (племянница Евгении Степановны) скажет Володе: "Но отец твой тоже военный". А он: "Нет, ты не понимаешь, это боевой офицер!" Алексей Владимирович артиллерист, прошел всю войну. Командовал противотанковой батареей - это, считай, штрафбат, уцелеть почти невозможно. Семен Владимирович связист. Устанавливал связь под огнем - опасно.

Вспоминали они бои? Они ведь знали, что Победа пришла благодаря каждодневной и еженощной работе, противоестественной человеческой натуре, а часто и непосильной. Тогда, сразу после войны, не было еще хвастливых рассказов, каковыми отличались ветераны в 70-80е годы. Сразу после Победы не нафантазируешь: каждый воевавший имел представление, что такое бой и что такое жизнь и смерть. Впечатления для своих военных песен Высоцкий почерпнул именно тогда.

Алексей Владимирович, дядя, когда услышит "Штрафные батальоны", скажет: "Это ж надо - как будто Володя воевал..."


1973 год. Высоцкий и Марина Влади едут на машине в Париж. Польшу проскочили на одном дыхании. Затем серая, скучная Германская Демократическая Республика. Влетают в Западный Берлин - сверкающий и жизнерадостный. Первый западный город, который Высоцкий увидел. Вот где он потерял самообладание. Вот где он испытал унижение. Записал в дневнике:

"Дотянули до Западного Берлина. Любезный немец выпускал нас из ГДР - в этот любимый и ненавистный для демократических Западный Берлин. Пограничники ФРГ - просто машут рукой, даже не проверяя паспортов - зачем?

Устроились в маленьком пансионате "Антика". 30 марок - ночь. Пошли есть - ели нечто выдающееся. Берлинский какой-то гигантский кусок - целую ногу с костью от свиньи, т. е. вареный окорок. Весь съесть невозможно - мы съели. Потом погуляли: город богатый и американизированный - ритм высокий, цены тоже, и все есть на тротуарах - стеклянные витрины-тумбы, там лежит черт в ступе. Никто не бьет стекла и не ворует. Центральная улица - Курфюрстенштрассе - вся в неоне, кабаках, магазинах, автомобилях. Вдруг ощутил себя зажатым, говорил тихо, ступал неуверенно, т. е. пожух совсем. Стеснялся говорить по-русски - это чувство гадкое, лучше, я думаю, быть в положении оккупационного солдата, чем туристом одной из победивших держав в гостях у побежденной.


Даже Марине сказал, ей моя зажатость передалась. Бодрился я, ругался, угрожал устроить Сталинград, кричал (но для нас двоих): "суки-немцы" и т. д. Однако я их стесняюсь, что ли? Словом - не по себе, неловко и досадно".

Драматические впечатления от Западного Берлина ничуть не отразились на творчестве Высоцкого, в том числе и на военной теме. И не поменялось отношение к Победе - это великий подвиг. Иначе не написал бы Высоцкий великих песен о войне. Почти каждый концерт он начинал песней "На братских могилах не ставят крестов..." - и аудитория сразу была его. Он потом мог петь о чем угодно - "Разговор у телевизора", "Я из дела ушел", "Песенку прыгуна в высоту", "Веселую покойницкую", любую - аудитория воспринимала его как своего.


В 1970 году Высоцкий отвечал на анкету, которую притащил рабочий сцены театра Анатолий Меньшиков. Среди вопросов был и такой: "Ваша любимая песня". Высоцкий написал: "Вставай, страна огромная!" Меньшиков был разочарован: "Я думал, Володя, ты человек серьезный, а ты шутками отделался". - "А что тебе не нравится?" - "Да вот... "Вставай, страна огромная" - это же патриотическая песня, ее хором поют..."

И вдруг! Глаза у Высоцкого сузились - прострелил Меньшикова насквозь.

"Щенок! Когда у тебя мороз по коже пойдет от этой песни, ты поймешь, что стоит за этим".

"И только потом, - пишет Меньшиков, - поздним умом я понял, что в анкете он нигде не покривил душой. Я узнал про его военное детство. Понял, что значила для него эта песня. А она же действительно потрясает!"


Всерьез началась для Высоцкого военная тема, когда он пришел в Театр на Таганке. Любимов поставил к 20летию Победы спектакль "Павшие и живые". Юбилей отмечался мощно - Брежневу надо отдать должное, он возродил уважение и к этой дате, и вообще к Победе.

"Павшие и живые" - это даже не спектакль, а поэтическая композиция по стихам военных поэтов: Бориса Слуцкого, Давида Самойлова, Александра Межирова, Константина Симонова, Михаила Кульчицкого... Оформление предельно аскетичное: три дороги, Вечный огонь. Для этого спектакля Любимов попросил Высоцкого написать песню. Песню необычную: от имени немецких солдат. Песню точную по психологии, не кривляющуюся, сильную. Невообразимой сложности задача - Высоцкий справился с блеском.

По выжженной равнине -
За метром метр -
Идут по Украине
Солдаты группы "Центр".
И ритм нашел - в нем угроза,
напор и в то же время обреченность.
А перед нами все цветет -
За нами все горит.
Не надо думать! - с нами тот,
Кто все за нас решит.


К этим словам - "Не надо думать! - с нами тот, кто все за нас решит" - комиссия по приемке спектакля и прицепилась. Увидели в них, как тогда говорили, аллюзию. И не только к этому прицепились - чуть ли не каждая строчка из стихов военного времени вызывала подозрение. Спектакль запретили. И только после многочисленных переделок к концу юбилейного года разрешили. Песню "Солдаты группы "Центр" удалось отстоять.

У Высоцкого около полусотни песен, так или иначе связанных с войной. Среди них есть знаменитые, которые он сам часто исполнял - "На братских могилах...", "О погибшем друге", "Штрафные батальоны", "Военная песня", "Песня о госпитале", "Сыновья уходят в бой", "Тот, который не стрелял", "Про Сережку Фомина"... Другие реже - "Баллада о ненависти", "Баллада об оружии", "В плен - приказ: не сдаваться, - они не сдаются", "Песня о конце войны"...


Полно историй, откуда Высоцкий черпал сюжеты песен. Артур Макаров рассказывал: "Мы не давали себе отчета - откуда все это берется. Еще одна новая песня - ну и хорошо. Даже если и узнавали что-то из нашей жизни, то никто не обращал внимания. Ну, например, меня вывезли из блокадного Ленинграда. Володя часто просил меня рассказать о блокаде - и я рассказывал, что знал..."

Понятно, что песня "Ленинградская блокада" - следствие рассказа Макарова:

Я вырос в ленинградскую блокаду,
Но я тогда не пил и не гулял,
Я видел, как горят в огне Бадаевские склады,
В очередях за хлебушком стоял.


Обрывок фразы, намек на ситуацию преображались в сюжет... Еще одна история, рассказанная Яловичем, сокурсником по Школе-студии МХАТ. Идут они с Высоцким по улице Горького, слышат разговор двух мужчин, один другому: "Представляешь, встречаю я его, а у него, тыловой крысы, на груди Золотая Звезда Героя". Высоцкий это запомнил. И результат:

Встречаю я Сережку Фомина,
А он - Герой Советского Союза...

Хотя не верится в такой случай. Звезду Героя в военные времена по блату не получишь, даже пронырливой тыловой крысе. Но история в песне с тайной, в ней много смысла. Известный журналист Андрей Иллеш рассказывал такой случай середины 50х годов: "В нашем дворе обитали три бывалых алкоголика. Толик и Карандей были личностями яркими... Третий же вообще без лица, без особенностей и оригинальности поведения. Звали его просто - Васнадзе. Трезвым я его не встречал. Неожиданное произошло 9 мая. Утром во двор вышел Васнадзе как стеклышко. На лацкане пиджака с загнутыми наружу уголками висела звезда Героя Советского Союза. Мужики открыли рот от изумления: Васнадзе оказался Героем".

Происходило это, кстати, совсем недалеко от Большого Каретного - в Камергерском переулке. Жил Андрей в доме, напротив МХАТа и его Школы-студии. Васнадзе вполне годится на прообраз Сережки Фомина.

Хотя сам Высоцкий на одном из концертов утверждал: "Я все придумываю, иначе это не было бы искусством. Я думаю, это настолько придумано, что становится правдой".

Но ведь так придумано, что от жизни не отличишь. А иные рассказывают вполне жизненную историю, а не веришь...

Высоцкий продолжает: "Темы - повсюду: те новые впечатления, которые я получаю, являются основой, а вообще это все придумано, обрастает материалом. Я же имею право на авторскую фантазию, на какие-то допуски. Песни мои - сюрреальные: в них иногда происходят такие вещи, которых мы в нормальной жизни, может быть, никогда и не видим. Десять процентов я беру из чьих-нибудь рассказов и собственных впечатлений, а на девяносто процентов придумано. Иначе нет тайны, ее даже песней не назовешь, какая же это поэзия?!. Героев я не ищу - в каждом из нас похоронено по крайней мере тысяча персонажей. Есть глаз, есть ухо, слышишь и видишь все вокруг. Трудно объяснить, где я беру героев для песен - вот они здесь, вы все здесь передо мной сидите".


Любимов рассказывал: "Я был с Владимиром в войсках, и очень крупный военачальник говорил, что он завидует дару этого человека влиять на людей. "Какая у него сила, какая у него огромная энергия - взять и заставить людей слушать, затаив дыхание! Это качество хорошо иметь полководцу".

В 1963 году Высоцкий с другом Михаилом Туманишвили отправились подзаработать в Сибирь - читали стихи, отрывки из прозы. А выступали они от Калмыцкой филармонии. И что-то там возникло с финансами - перерасход, что ли... Прилетел проинспектировать их работу директор - суровый мужчина, в возрасте, прошел Отечественную. Высоцкий спел "Штрафные батальоны", "Мне этот бой не забыть нипочем". Ветеран войны был потрясен. Туманишвили рассказывает: "Я тогда впервые увидел, как взрослый сильный человек может сломаться от Володиных песен. Он сидел и плакал. Здоровый мужик - крепкий, кряжистый. Он сказал: "Ребята, работайте, как хотите! Вы чудные парни!"

Зрелый Высоцкий скажет: "И самое главное, я считаю, что во время войны есть больше возможности, больше пространства для раскрытия человека - ярче он раскрывается. Тут уж не соврешь, люди на войне всегда на грани, за секунду или за полшага от смерти. Люди чисты, и поэтому про них всегда интересно писать".

Одну из историй дяди Алексея Владимировича, рассказанных маленькому Володе, он вспомнит через много лет. Дядин батальон держал оборону в плавнях, а фланги не прикрыты. В панике сообщили об этом открытым текстом. Немцы его перехватили и поперли напрямую. Командир батальона дал команду на отход. Приказ расстрелять его за это не был приведен в исполнение, потому что начался сильный обстрел...

Боевой эпизод стал основой для песни "Тот, который не стрелял".