— Я была очень спортивной девочкой, занималась гимнастикой, мечтала стать балериной. Яблонской Елена Бейсембинова, до которой дозвонилась «Комсомолка». На картине я разминаюсь перед позой «ласточка». Зарядку делала не каждый день, но, увидев это, мама сразу решила: вот он, новый сюжет. С нас, дочерей, было написано уже немало картин. И хоть позировать мы не слишком любили, в семьях художников это не обсуждалось: надо — значит надо.
Единственное, что Татьяна приукрасила на холсте — комнату, в которой они жили. Она выглядит просторной, хотя на самом деле семья ютилась в киевской коммуналке. Популярность работ не принесла Яблонской богатства. Жили настолько бедно, что девочки стеснялись приглашать к себе подруг.
— Жили мы небогато, даже подружек в гости стеснялись приводить. Хоть мамины картины и печатали в учебниках вместе с шедеврами Шишкина и Репина, ни денег, ни какой-то всенародной славы это не приносило. И уж конечно, никакие горы писем мне никогда не приходили.
О том, что она дочь той самой Яблонской, знали немногие. Она носила фамилию отца и не хвасталась, кто её мама
— Мои одноклассники даже не подозревали, что я дочь той самой Яблонской, потому что я носила фамилию отца — Отрощенко и никому не хвасталась своим родством. Был любопытный случай, когда я поступала в художественную школу. Передо мной стояла девочка. «Яблонская», — представилась она педагогам. «Да вы что, вы дочь той самой Татьяны Ниловны?!» — удивилась комиссия. «Нет, я однофамилица». Я про себя улыбнулась, но промолчала.
Лена не подозревала, сколько мальчишек восхищалось ей. Сама она считала себя серой мышкой. 14-летний школьник из Алма-Аты Арсен Бейсембинов был другого мнения — он с первого взгляда влюбился в стройную спортсменку. Как многие советские ребята, парень мечтал познакомиться с ней. Была ещё одна мечта, более реальная — стать художником. Оба заветных желания сбылись. В конце 50-х Арсен поехал поступать в Москву. В художественный институт имени Сурикова он не прошёл и подал документы в Строгановку — Московское высшее художественно-промышленное училище. Туда же поступила Лена. В родном Киеве девушку были готовы взять в вуз по блату, но такой вариант её не устраивал. Медалист Арсен с лёгкостью поступил, а вот Лена едва набрала нужные баллы.
— В 1960-м году я окончила школу и поступила в Строгановку, потому что не хотела учиться в Киеве. Наверное, хотела немного избавиться от маминого влияния и заботы. Решила сама поступить, обрела какую-то свою волю. Арсен поступил первым — умница, отличник, лучший студент на курсе. А я стала последней, после меня уже никого не принимали. Подружились мы с ним с первых дней: всегда сидели рядом, вместе гуляли. Пара у нас была удивительная: он большой черноволосый казах с экзотической внешностью, а я маленькая серая мышка. Что он во мне нашел, не знаю.
Арсен стал первой и последней любовью Лены. После первого курса он уговорил девушку съездить в Алма-Ату познакомиться с семьей. В комнате будущего мужа её ждал сюрприз: над кроватью висела репродукция той самой картины!
— Я была потрясена: «Это же мамина работа, мой портрет!». Арсен сразу поверил, что я дочь Татьяны Яблонской. У нас в институте каждый второй был из семьи художников.
Жених признался ей, что ему всегда нравилась девочка с картины. Жизнерадостная героиня придавала ему сил.
— Мне всегда нравилась эта работа и этот образ. Каждый раз, когда я смотрел на нее, жить хотелось!
Молодые люди поняли, что это судьба. Вскоре после поездки они поженились, а через год родился сын Зангар. Картина стала семейным талисманом. Татьяна одобрила выбор дочери, даже предлагала молодым переехать к ней, но Лену тянуло на восток.
— Муж с мамой обожали друг друга, они были образцом отношений теща — зять. И дело не в том, что Арсен считал «Утро» нашим семейным талисманом. Они как-то сразу почувствовали друг в друге родственную душу, мама даже предлагала нам жить с ней в Киеве. Но меня всегда тянуло на восток. Наверное, зов крови — мои дедушка и прадедушка были родом из Казахстана.
В Алма-Ате Лена и Арсен работали иллюстраторами детских книг в одном издательстве, потом устроились мультипликаторами на «Казахфильме». Продолжали писать картины. Брак оказался счастливым. Елена вспоминает, что жила с мужем душа в душу. В 2000 Арсена забрала болезнь, через пять лет вслед за ним ушла Татьяна. Сын пары тоже стал художником и уехал из родительского дома.
— Мы прожили в браке почти сорок лет — с 1961 по 2000-й. Я была рядом с мужем до последнего дня, когда он боролся с тяжелой болезнью. А через пять лет не стало и мамы. Мой сын Зангар, тоже художник, все время в разъездах: жил в Канаде, Турции, сейчас — в США. Чем только не занимался: живописью, реставрацией, дизайном ювелирных украшений, открытием выставок… Такой вот неуемный кочевник.
Елена Бейсембинова осталась одна. Она живет в стареньком деревянном доме на окраине города. Разводит фазанов, выращивает пионы и продолжает писать картины. Дом, в котором она увидела свой портрет, давно продан, а та самая репродукция потерялась при переезде. Елена вот уже почти 60 лет хранит другой свой портрет — тот, который Арсен подарил ей при знакомстве.
— Жалко, конечно, но зато я сохранила что-то гораздо более дорогое. Портрет на листе в клетку, который Арсен подарил мне в начале знакомства — нарисованный карандашом мой профиль с надписью «Я тебя люблю, ты этот рисунок не выкидывай». И я берегу его вот уже почти 60 лет. Именно этот человек, казах, был моим. С детства он читал книги, бродил по брошенным домам, оставленным уехавшими после войны. Он был просто уникальным человеком. Еще в Строгановке он очень сильно выделялся. Художник из него получился прекраснейший. Я немного виновата, что его наследие несколько подрастерялось. Разное было в жизни. Было тяжело. Но у нас все было хорошо, когда мы жили вместе.
